Откуда в человеческом обществе берутся власть и иерархия? Когда и при каких обстоятельствах они появились впервые? По каким законам они работают?
Чтобы ответить на эти вопросы, лучше обратить не к истории или философии, а к биологии. Политическая история человечества задается инстинктами, которые достались нам еще от дочеловеческих предков. Убедиться в этом можно при первом же взгляде на современных приматов. Стадо обезьян — особенно тех, что обитают в саванне — поразительно похоже модель человеческого общества.

Планета собакоголовых
Ближайшие родственники человека — гориллы и шимпанзе. Гориллы — это очень крупные человекообразные обезьяны с огромными клыками, живущие в лесу и питающиеся простой растительной пищей. Естественных врагов у них нет. В подобных условиях в стаде могла сформироваться лишь самая простая иерархия: патриархальная автократия. Управляет группой горилл самый старший самец — вожак с седой спиной. Остальные самцы не заключают между собой союзы и не могут коллективно противостоять иерарху. Седой самец напоминает младшим самцам о своем высоком положении, заставляя их уступать пищу и удобные места на деревьях. Драк в стаде горилл не бывает. Иерарх ограничивается тем, что с угрожающим видом подходит к провинившемуся младшему самцу, тот принимает позу подчинения, а доминант в ответ похлопывает его по спине на правах ритуального наказания. Больше всего отношения в стаде горилл напоминают офис техподдержки, во главе которого стоит менеджер среднего звена.
Но отношения в человеческом обществе не исчерпываются моделью горилл. Для точного подобия сложной человеческой иерархии мало смотреть на те виды обезьян, которые ближе всего стоят к нам биологически. Нужно смотреть на виды, обитающие в тех же условиях, в которых существовали предки человека, то есть не в джунглях, а в саванне. На открытом пространстве проживают наземные собакоголовые обезьяны: павианы, бабуины и гамадрилы. По отдельности каждая из этих обезьян является легкой добычей для леопарда, льва или гиены — и даже убежать от хищника она не может. Более того, собакоголовые обезьяны не столь плодовиты, чтобы они «платить дать» хищникам частью потомства, как это делают антилопы или буйволы.
Попав в сходные с человечеством условия, собакоголовые выработали сходные формы социального поведения. Павианы, гамадрилы и бабуины формируют большие, сложно организованные стада. Самцы всю жизнь ведут борьбу за власть в стаде и обладание самками. Драки происходят постоянно, и проигрыш в драке означает унижение и необходимость отдавать другим самцам пищу. Африканские павианы-анубисы умеют заключать союзы против агрессивного и сильного самца. При этом молодые обезьяны постоянно предают друг друга, а у старого самца может оказаться своя группа союзников. Обычно стадо павианов образует иерархическую пирамиду по принципу геронтократии. Но само существование союзов приводит к тому, что патриархов-павианов могут в любой момент сбросить с вершины иерархической пирамиды.
На что до тошноты похожа социальная организация павианов, объяснять не нужно. Достаточно сказать, что топовые павины считают самок своей собственностью и стараются не допустить их спаривания с самцами низших рангов (но это у них не всегда получается). У руководителей павианов нет гнезда или имущества, а заботят его лишь приращение территории стада, удержание самок и сохранение власти. В любом стаде приматов вожак старается возвысить себя над остальными. Возвысить в буквальном смысле слова — он забирается на камень или пень, и стремится не допустить на эту возвышенность других приматов. Легко представить, как камень превратился в трон, трон — в престол, а престол — в президиум.

От иерархии к цивилизации
У зашедших в эволюционный тупик племен Амазонки иерархическая организация присутствует лишь в самой примитивной форме. Как в песне Джона Леннона, у них нет собственности, зато есть уравнительное распределение, власть старух и шаманов, многомужество и прочие противоестественные для высших приматов вещи. Трудно представить себе что-либо более примитивное (и поэтому притягательное для неразвитого мозга), нежели социализм или матриархат.
Но в эволюционном развитии народов-первопроходцев все было куда рациональнее. Древние египтяне, китайцы, греки и римляне соревновались между собой в сложности, тонкости и неочевидности устройства общества. За неимением лучшего слова мы назвали все эти тонкости и полутона «цивилизацией».
Иерархическое построение для человека неизбежно, но это не значит, что чем иерархия проще или сильнее, тем она лучше. Образование иерархии должно контролироваться и направляться по оптимальному для данной конкретной группы пути. Вот почему динамичнее всего развиваются общества из множества мелких иерархий с разными функциями и интересами. Рано или поздно жизнь такого общества становится достаточно обеспеченной и разнообразной, чтобы группы стали независимыми друг от друга и не ощущали необходимости объединяться в монструозные супергруппы. Каждый участник может либо не входить ни в одну из групп, либо входить сразу в несколько и занимать в них разный иерархический ранг. Он может свободно покинуть любую из групп или организовать свою. За неимением лучшего термина мы называем такой пакет опций «свободой». Теоретически она должна присутствовать в любом развитом демократическом обществе и в интернете.
Тоталитарные системы стремятся ограничить количество и разнообразие людских объединений и создать административно управляемые суперструктуры, переход между которыми или максимально затруднен, или попросту невозможен.

Как устроена иерархия
Иерархические системы у позвоночных животных не могут охватывать большую территорию. Они базируются на том, что ранг каждого члена стада известен каждому другому члену стада. Для того чтобы управлять каким угодно количеством подданных и покорять обширные территории, нужны две вещи. Во-первых, программа следования действиям доминанта (желательно врожденная). Во-вторых, нужен символ власти — некий признак, по которому бы подданые опознавали доминанта и группу его ближайших сторонников. С помощью этой нехитрой пары инструментов можно создавать иерархические структуры любого размера и степени сложности — вплоть до государства.
Даже в небольшой группе голубей быстро устанавливается ряд соподчинения. Самый агрессивный голубь будет доминантом, второй самый агрессивный — субдоминантом, третий самый агрессивный — субдоминантом субдоминанта. Время от времени доминант клюет субдоминанта без всякой причины — просто для того, чтобы напомнить, кто в стае главный. Субдоминант в свою очередь переадресовывает агрессию своему субдоминанту. В самом низу оказываются самый слабый представитель стаи — омега, шестерка. Стоит заметить, что ряд соподчинения нужен не только для поддержания порядка в стае. Вместо удара клювом вниз с равным успехом можно послать команду на взлет — а спонтанные удары клювом нужны для прозвания сигнальной цепи, чтобы она не подвела всю стаю в критический момент.
Если голубей в стае много, руководителем опять-таки окажется доминант. Но субдоминантов у него будет два или три. Каждый из них не трогает равных себе субдоминантов и переадресует агрессию еще большим группам субдоминантов, стоящих под ними. В самом низу пирамиды оказывается огромная группа омег. В критической для стаи ситуации именно они оказываются наиболее опасными и непредсказуемыми, ведь в них накопилась нереализованная агрессивность, скрываемая заискиванием перед вышестоящими особями.
В точно такую же простую и брутальную иерархическую пирамиду объединяется любая группа людей, предоставленных самим себе. Для образования более сложных социальных связей нужен контакт с другими группам. Только тогда начинают вырабатываться законы цивилизованного поведения, заменяющие простое тюканье по голове административными методами управления.
Определенную часть любой группы позвоночных будут составлять самки. У них существует своя, параллельная иерархия. У самок тоже образуется ряд соподчинения, но большая часть усилий у них уходит не на тюканье нижестоящих, а на борьбу с самцами за продолжение вида.
Патриархальная структура семьи — это общее свойство приматов. От Древнего Рима до наших дней все попытки социального освобождения женщин неминуемо вели к снижению стабильности семьи. Идею брака при полном равенстве полов трудно осуществить на практике, ведь ради нее нам приходится все время подавлять древние инстинкты. Равенства полов в мире животных не бывает по той простой причине, что это порождало бы постоянную борьбу между самцами и самцами. У птиц-ремезов насиживать яйца умеют оба пола, четкого доминирования нет, и самки заставляют сидеть в гнезде самцов, а самцы — самок. В результате в 60% гнезд побеждают самцы, в 10% — самки, а в 30% вся кладка яиц погибает из-за того, что ее никто не насиживает. Обычно доминирование одного из полов предопределено биологически: у хищных птиц в период размножения самки доминируют над самцами, у приматов все происходит в точности наоборот, причем у человекообразных обезьян доминирование самцов над самками абсолютное.

Почему невозможен социализм
Любой проект идеального государства обречен на провал потому, что люди ограничены в выборе форм взаимоотношений. Ограничивает нас наш генетический багаж — все те врожденные программы поведения, которые когда-то позволяли нам выживать в кишащей хищниками саванне.
Попытки реализации модели идеального государства (будь то рэндизм или социализм) наталкиваются на биологические ограничения, о которых строители утопии, как правило, не имеют ни малейшего представления. Социализм построить можно — но это будет не идеальный, а реальный (он же венесуэльский) социализм. Вместо строительства новых форм человеческих взаимоотношений получается разрушение достижений цивилизации. Государство становится экономически неэффективным, бесправным, морально опустошенным и духовно оскудевшим. Такой общественный строй противоречит сразу всем нашим инстинктивным программам (инстинкт собственности, территориальность, раздельная забота о потомстве, борьба за место в иерархии). Для того чтобы жить при коммунизме, нужно вывести новый биологический вид с другим набором инстинктов.
Термиты, осы, пчелы и муравьи легко образуют коммунистическое общество, где все правила поведения выполняются честно, ответственно и инициативно, а пища каждому выдается по потребностям. Зато если бы в одном отдельно взятом муравейнике попробовали построить капитализм, у них бы ничего не получилось. У жителей муравейника другие инстинктивные программы, которые не заменишь никакими политическими идеалами.

Власть тиранов
Принципы, по которым собирается пирамида цивилизации, задаются инстинктивными программами. Инстинкты достались нам от длинного ряда дочеловеческих предков, живших совсем в иных условиях. Многие из этих программ несовершенны, а некоторые откровенно вредны для современного общества. В XX веке примеры многих тоталитарных и авторитарных государств доказали, что из тотального подчинения общества иерархическому принципу и обезьяньих инстинктов образуются пожирающие людей монстры. Такое государство-чудовище несравнимо безобразнее тех обществ, в которых по тем же принципам жили предки человека.
Проблема в том, что личные качества лидера могут быть любыми. Для победы в иерархической борьбе доминату достаточно обладать агрессивностью и настырностью («кто палку взял, тот и капрал»). Вожак может быть физически сильным или сравнительно слабым, злопамятным или отходчивым, сообразительным или туповатым, заботиться о возглавляемой им группе или быть к ней равнодушным. Даже у животных агрессивность не всегда врожденная: если маленькому забитому петушку прицепить на голову большой искусственный гребень, он автоматически становится доминантом. Подбирая гребни по размеру, зоологи могут за неделю построить из петушков модель армейской структуры или церковной иерархии.
У людей стиль поведения иерархической структуры зависит от личных качеств лидера. Но помимо официальной субординации в любом человеческом обществе образуется неявная и неофициальная. Как показано в фильме «Взвод» Оливера Стоуна, теневых цепочек управления всегда две. Одну из них образуют люди в принципе умные и порядочные, у которых есть свой естественный лидер, но нет четкой системы соподчинения. Другая группа состоит из всяческого рода интриганов, скандалистов и бездельников, и возглавляет ее достаточно брутальный тип, окруженный чуть менее звероподобными шестерками. В этой группе иерархия прослеживается гораздо более четко. Таким образом, иерархических структур три: официальная и две стихийные (хорошая и плохая).
Победа в стычках внутри такого общества совсем не обязательно достается более сильному. Она достается более агрессивному — тому, кто любит навязывать конфликт, много и умело угрожает, а сам сравнительно легко выдерживает чужие угрозы. Именно благодаря этим качествам фактическим лидером общественной структуры зачастую оказывается вожак группы наихудших представителей человечества. В детстве это наверняка была невысокий и физически слабый парень, в котором накопился заряд нереализованной агрессивности и желания любым способом оказаться наверху. Когда же власть в обществе все-таки переходит к нему, тиран распоряжается ею безобразно.
Чтобы государство было эффективно и разумно устроено, все его взрослые граждане должны всерьез интересоваться политикой. Демократический строй для человечества неестественен, он не мог быть достигнут и не может поддерживать себя сам по себе. Это результат коллективной ежедневной борьбы против образования иерархической пирамиды с очередным диктатором на вершине. Это продукт борьбы разума с животными инстинктами, позволяющий большинству людей реализовать другие, более подходящие современному обществу инстинктивные программы, которые тоже заложены в нас. Среди них — желание быть свободным, потребность иметь собственность и запрет убивать, грабить, отнимать, воровать и притеснять слабых.
Демократия использует неизбежную для нас пирамидальную систему соподчинения. Но сам факт наличия избирательной системы, разделения власти на законодательную, исполнительную и судебную и существования независимых средств массовой информации лишает первобытную иерархическую структуру ее антигуманной сущности. В теории демократия заставляет иерархию работать на благо всех людей, а не только тех, кто находится на вершине пирамиды. На практике это редко происходит даже в самых развитых странах. Как показывает примеры Древней Греции, Рима, современной Европы и США, демократия может очень быстро деградировать. Надолго удержаться в состоянии демократии удается нечасто, и, как правило, это бывает лишь в небольших и относительно изолированных обществах вроде Швейцарии.